Алмагуль Менлибаева: «Рисунок – это инструмент коммуникации и проявление заботы»

- А что вас вдохновляет на творчество?

- Меня вдохновляет одна история. Когда одному казахскому хану молодой акын рассказал о смерти сына хана через исполнение казахского музыкального произведения – кюя «Аксак Кулан» без единого слова. За плохие новости в те времена заливали горло свинцом. Рассказ традиционным способом гонцу стоил бы жизни. Искусство его спасло. Эта история демонстрирует нам, как искусство было тесно связано в коммуникации. Пожалуй, такого уровня откровения и чувствительности сейчас к искусству нет. 

- Есть ли у вас миссия, которую Вы пытаетесь пронести через каждую свою работу? 

- Да, конечно. Развивать культурный диалог. 

- А какими работами Вы гордитесь больше всего?

- Некоторые работы провоцируют меня на пересмотр моих взглядов. Например, съемки видео-проекта «Трансоксианские сны» в 2011 году. Работа посвящена Аральскому морю. Увидеть своими глазами одно из самых больших экологических катастроф истории, собирать материал о нем, взаимодействовать на месте с местными жителями, геологами, учеными, историками в корне изменило мое мнение о, так называемом, прогрессе. После него я была готова взяться за экологию и травматический опыт Ядерного Полигона в проекте «Курчатов 22» и сделать из него многоканальную видео – инсталляцию. Это история о мертвых землях, которые сыграли огромную роль в мировом контексте. Эти работы помогли мне пересмотреть культурную геополитику, которая была навязана колониальным мышлением. Я строю концепцию для искусства Независимого Казахстана. Считаю эти темы важными и глобальными. Они поднимают серьезные вопросы, а чтобы их продолжать решать нужны более сложные идентичности, которые должны сформироваться в Казахстане.

- Каким образом идет продажа Ваших работ?

- В последние годы экономическая глобализация повлияла на процесс экономики в самом арт-рынке, появились новые возможности взаимодействия у художника со зрителем и покупателем. Сейчас не так важна необходимость принадлежности к какой-то физической галерее, как раньше. Неважно в каком городе или отдалённом месте коллекционер или художник живет. Я продаю свои работы онлайн коллекционерам, также через сотрудничество с галереями и независимыми арт-дилерами. Существуют разные способы для продажи работ.

- Как Вы оцениваете стоимость той или иной работы?

- Моя цена устанавливалась в процессе взаимодействия с международным рынком. Рыночная стоимость строится на биографии художника, какое признание и участие в международных выставках, биеннале или триеннале. Мой финансовый доход только от продаж моего искусства, я ничем другим не занимаюсь, считаю – это благородное дело. Я дорожу своим временем.

- Насколько, на Ваш взгляд, отличается арт-сцены и рынки в Европе и Казахстане? 

- Конечно, разница есть и большая. Но я смотрю с оптимизмом. Разнообразная арт-сцена и активный арт-рынок – это результат многих механизмов и систем, которые создают ценности. В этом заняты многие, и не только одни художники. У нас есть скрытая коллективная травма: когда частное владение произведений искусства в советское время было запрещено идеологией. Поэтому, этo наследие до сих пор формирует характер нашего арт-рынка и отношения к культуре владения искусством и идеями. Казахстанское современное искусство слабо покупается, но искусство советского периода и похожие альтерантивные варианты продаются легче по одной простой причине: в менеджмент пропаганды советской пропаганды было вложено максимум ресурсов, и не удивительно, что все это до сих пор работает. 

- Какую особенность вы можете выделить в казахстанском творчестве, если сравнить его с международным? 

- Оно уникально и в нем есть потенциал, но оно закрыто к процессу взаимодействия с глобальным разнообразием, а это огромная проблема.

- Как начать понимать замысел автора?

- Мне кажется, что понять помогает дискуссия с автором.

- Над каким проектом вы работаете сейчас?

- Я работаю над совместным фешн-проектом со стилистом и модельером Жанарой Мирзажановой. Для меня это очень интересный проект.