История о том, как ученый-этнограф из Назарбаев Университета решила заняться коневодством и поменяла суетливую столичную жизнь на тихую деревенскую
Алима Бисенова работает доцентом антропологии на кафедре социологии и антропологии Назарбаев Университета. Около четырех лет назад она приобрела недвижимость в селе близ Нур-Султана, чтобы заняться коневодством и развивать национальные спортивные игры. Сейчас у нее уже восемь лошадей, а один из жеребцов славится на всю Акмолинскую область
- Расскажите немного о своих исследованиях.
- Я работаю доцентом антропологии на кафедре социологии и антропологии Назарбаев Университета. Как и большинство профессорско-преподавательского состава университета, также занимаюсь и собственными научными изысканиями. В сферу моих исследований входят городская антропология, антропология ислама, а также интеллектуальная/академическая история. Этим летом, я подготовила серию лекций о коневодстве. Возможно, в будущем буду заниматься исследованиями и на эту тему.
- Почему решили заниматься коневодством и развивать национальные игры?
- К занятию коневодством, с одной стороны, я пришла осознанно. А с другой стороны, почти случайно. Наверное, надо отметить влияние среды: мой отец, дядя и тёти со стороны отца всегда тянулись к земле. Они родом из маленького села в Челябинской области, в 70-80-х годах прошлого столетия все переехали в Целиноград, но крестьянские привычки сохранили.
Моя тётя Улболсын жила в 40 км от города в районе Малой Тимофеевки. Мы с сёстрами там проводили всё лето. Ходили за коровами, собирали смородину, игрались. Потом тётя переехала в город, но жила в частном секторе. Это была жизнь между городом и деревней, полная забот. Но благодаря этому «между» достаточно благополучная. С одной стороны, родственники были встроены в городскую жизнь, работу, транспорт, а с другой стороны у них всегда было домашнее мясо, сметана и так далее.
Тётя всегда делала много заготовок на зиму. Мой отец с дядей покупали соғым (заготовки мяса на зиму. – Прим. ред). Дома мы солили капусту, закручивали огурцы, помидоры, как и все, наверное, в нашем регионе. В 80-х годах мой отец построил дом в районе Астраханской трассы (дорога из Астаны в Костанай), и мы занялись разведением коров. Как-то в начале 90-х годов всё лето на каникулах я доила коров. В общем, на каникулах нас всегда занимали делом. Не то, чтобы нас заставляли работать, но, скажем так: временами надо было помогать по хозяйству, а ленивых не любили.
Все эти детские и юношеские «сельскохозяйственные практики» оставили след. У меня есть академическая статья на английском, где я называю Астану «фронтиром» (отсутствие границ между городскими и сельскими, освоенными и дикими землями. – Прим.ред.), в том числе и потому, что исторически разделение на деревню и город в ней не было таким выраженным. В городе было много «деревенского» - начиная с частного сектора, который был в центре, заканчивая картофельными и капустными полями, начинающимися уже в Заречном и Кировом (сейчас Коктал) – 3-4 км от города.
Только с переносом столицы у нас в городе запретили выпас скота. А так, в детстве я помню, что в районах базара, «Казахского капая» (улица Иманова) были лошади, коровы, овцы. Для тех, кто приехал в столицу как в «столицу», возможно, это было шоком, типа: «Да это же большая деревня, какая столица?» (смеётся). Но мне такая «деревенскость» и открытость разным практикам всегда нравилась. Со строительством Астаны, ускорением ритма жизни, я, наверное, соскучилась по этой «деревенскости» и чувству «фронтира». Где-то к 2016 году стала думать о том, чтобы переехать в деревню и заняться коневодством или овцеводством.
- Где вы учились обращаться с лошадьми?
- С лошадьми я часто встречалась в детстве – и в ауле, и в городе. Где сейчас находятся новые микрорайоны на Абылайхана раньше проходила байга. У отца был знакомый аксакал, который держал лошадей и делал кумыс в районе Иманова, где тоже был частный сектор. С отцом мы часто ездили в Щетский район, тогда ещё Джезказганской области, затем уже в студенчестве я проходила фольклорную практику в Каркаралинском районе Карагандинской области, а потом преподавательскую практику в Ботакаринском (тогда Ульяновском) районе Карагандинской области. Таким образом, в детстве и в юности лошади были частью моего культурного ландшафта.
- С какими сложностями пришлось столкнуться? Сколько сейчас у Вас лошадей и какой породы?
- Трудностей пока (тъфу-тьфу-тьфу) особых не было – как-то всё относительно ровно пошло. В 2017 году весной я купила с Омского конезавода орловского жеребца. В конце того же года – наполовину орловскую кобылу. Она оказалась жерёбая – лошадей стало трое. Мне сразу пришлось как-то думать, где всё это хозяйство размещать.
Совершенно случайно благодаря иностранной коллеге, историку военного и послевоенного периода Микаэлле Поль, я попала в гости в село Кабанбай Батыр (бывш. Рождественку) к людям, которые хотели продать полдома. У них была достаточно большая территория – 20 соток. Я подумала, что мне бы такой вариант подошёл, и мы договорились. В 2018 году я стала строить конюшню, туда перевезла сначала кобылу с жеребёнком, потом жеребца и, в конце концов, переехала сама.
Сейчас у меня восемь лошадей: четверо из них – приплод от одной кобылы. Также у меня есть одна английская чистокровная и один жеребёнок-трёхлетка непонятной породы. Я его здесь с откорма купила. Мне показалось, что он благородных кровей.
- Какую цель Вы преследуете, занимаясь коневодством? Как хотите применить это в будущем для развития Казахстана?
- Начнём с того, что коневодство у нас – динамично развивающаяся отрасль. Сейчас в Казахстане более 3,2 миллионов лошадей. По их количеству мы обогнали Россию и такими темпами скоро обгоним Монголию.
Товарное коневодство у нас, в первую очередь, мясное и кумысное. Причём эта отрасль сильно завязана с так называемым «традиционным» образом жизни. Лошадей забивают на согым, праздники, похороны – мероприятия, на которых принято подавать бешбармак из конины. То есть, ситуация с коневодством в Казахстане достаточно уникальная, это, можно сказать, «культурная» экономика. Так что у нас в этом плане, можно сказать, конкурентное преимущество.
После распада Советского Союза, к концу 1990-х годов, в Казахстане резко упало поголовье мелкого и крупного рогатого скота. Начиная с 2000-х поголовье стало восстанавливаться, но до сих пор не достигло состояния 1990 годa (9,8 миллионов крупного рогатого скота, 36 миллионов овец и коз). В то же время поголовье лошадей в постсоветский период выросло, превысив показатели 1990 года в два раза. Такому развитию есть объяснение – традиционное табунное коневодство, на которое перешли уже частные семейные хозяйства в отсутствие организованных предприятий.
После развала колхозов и совхозов в кризисные времена, аульчане вернулись к традиционному табунному коневодству, потому что именно этот вид хозяйствования не требовал инвестиций в инфраструктуру – необходимы были только навыки выпаса, знания о местном ландшафте, и, собственно, сама земля как средство производства. В табунном коневодстве лошади находятся на подножном корму почти круглый год, и пасутся косяками ( жеребец пасёт свой косяк из 15-25 лошадей) под частичным присмотром хозяев.
И в советский, и в постсоветский периоды коневодство сверху никто особо не модернизировал, не пытался сделать «эффективным». И, в целом, эта отрасль сложно поддаётся модернизации (в смысле механизации и автоматизации). Можно автоматизировать какие-то процессы, к примеру доение. Но это не даёт такого уж сильного эффекта.
Из-за того, что в коневодстве сложно достигнуть больших промышленных масштабов, отрасль прирастает именно малыми и средними хозяйствами. Кроме того, табунное коневодство очень сезонное. Кумыс – весной, летом, осенью, забой - обычно зимой. И, в принципе, мне кажется, люди ценят именно эту сезонность, экологичность и «культурную экономику» коневодства.
Например, можно производить кумыс и зимой, но в это время года люди его неохотно берут. Потому что хотят пить кумыс кобыл, которые паслись на хорошей траве. Для молочных продуктов КРС, например, это уже не важно. Может, только особые знатоки хотят именно «майдын майын» (майское масло), а, в целом, городские жители в этом плане непривередливы.
- Коневодство для Вас – это больше бизнес или хобби для души? Какие у вас планы на будущее, собираетесь ли расширяться, изучать что-то новое?
- Для меня это и бизнес, и хобби для души. Не могу сказать, что я прямо очень преуспела в этом бизнесе. На данный момент у меня ещё нет самоокупаемости, но я думаю скоро уже пойдёт прибыль. С моим партнёром по бизнесу мы хотим заняться кумысопроизводством со следующей весны. У него свой большой косяк: двадцать лошадей. Лошади, которые у меня сейчас – «нетоварные» в плане мяса и кумыса. Мы их готовим на кокпар (национальная конная игра кочевников верхом на конях. – Прим. ред.) и байгу (скачки. – Прим.ред.).
Кокпар – это сейчас такой «побочный» спортивный бизнес товарного коневодства. Жеребцов для кокпара (в кокпаре играют только жеребцы) надо тренировать особым образом: выезжать, учить разным кокпарским трюкам. Они должны быть сильные и мускулистые. Поэтому я поддерживаю кокпарскую команду. Это не только альтруизм с моей стороны (смеётся). Одного моего жеребца мы так натренировали, что его сейчас вся Акмолинская область знает. Многие хотят купить. Других жеребцов также будем тренировать.
Супруги из столицы пекут handmade-круассаны казахстанского производства
Бизнес Нурхана Жумабекова в прямом смысле строится на руинах – он возрождает легендарную советскую швейную фабрику в Карагандинской области.
История об отце, который воспитывает 12 приемных детей.
Рустам Ашуров, предприниматель, бизнес-тренер, бизнес-эксперт рассказал о качествах, которые помогают ему не только выстраивать успешный бизнес, но и собирать команду мечты, способную реализовать амбициозные проекты.
История художницы, которая живет в Германии и открывает казахстанское искусcтво для международной аудитории
История экономиста, который нашел свое призвание в керамике